Из бесед Шмули Ботича с Майклом Джексоном: ШБ: Расскажи мне что-нибудь об играх. О том, как ты любишь бросаться водяными шариками.
МД: Водяными шариками?
ШБ: Да, в Неверлэнде.
МД: Думаю, лучший способ растопить лёд между тобой и кем-то, кого ты плохо знаешь, это поиграть с ним. Игра сближает быстрее, чем что-либо другое. После пожатия рук до открытого разговора дойти труднее, чем после совместных игр. Думаю, это лучший способ, и думаю, что сломать лёд легче с помощью хорошего боя водяными шарами, когда вы вместе бегаете, катаетесь на велосипедах, смотрите друг на друга смеясь, улыбаясь – это лучший способ сразу по-настоящему узнать человека. И люди понимают, что ты весёлый и простой, а они тоже ассоциируются у тебя с весельем. Думаю, это важно, не так ли?
ШБ: Да. Но мне бы хотелось, чтобы ты описал эти игры. У тебя в Неверлэнде есть крепость для сражения водяными шариками, вы разбиваетесь на две команды. Когда мы гостили там, то не играли в водяные бои, помнишь, потому что шёл дождь?
МД: У нас две команды, красная и синяя, мы сражаемся друг с другом. Существуют водяные шарики и пушки, из которых можно стрелять водой на шесть футов в любую сторону, а также пистолеты, заряжающиеся шариками, и кнопки, стреляющие струями. И если красная команда добирается до синей, нажав на свою кнопку три раза… Красная команда может отключить синюю, но для этого надо забежать ей в тыл и отключить воду, и тогда мы их обрызгиваем. Когда я говорю о струях, это как оросительные установки, фонтанчики, это как будто везде включается душ, и тебя просто окатывает водой. Кто первый нажал на кнопку три раза, тот победил. А проигравшему приходится сесть одетому на эту круглую штуку, а вы толкаете этот шар, и он падает в воду. Все промокают до нитки, а потом идут в бассейн и прыгают туда прямо в одежде. Так что проигрывать тоже очень весело.
ШБ: Значит, когда в Неверлэнд приезжают гости, вы часто разбиваете лёд с помощью боёв водяными шариками. Дети играют со взрослыми?
МД: Со взрослыми.
ШБ: И как они это воспринимают? Часто ли приходится видеть, как серьёзные люди вдруг преображаются?
МД: О, им это нравится! Они смеются, снимают всё на видео, а когда все обсыхают и садятся обедать, мы смотрим видео на большом экране, и все хохочут, понимая, как это было весело. Это удивительно.
ШБ: Играете ли вы таким образом с крупными деятелями шоу-бизнеса?
МД: Нет… да… кое-с-кем из кинобизнеса, например, с Кэтрин Бирн или Стивеном Спилбергом… у нас были грандиозные бои.
ШБ: А дети, больные раком, играют?
МД: Иногда мы играем на лугу. Мне больше нравится в крепости. Там мосты. Приходится по ним бегать, а это так весело.
ШБ: Расскажи ещё что-нибудь в этом роде. Предположим, ты на встрече с представителями Сони или какой-нибудь встрече с представителями мира кино, во всех этих корпоративных сковывающих движения костюмах. Удавалось ли тебе когда-либо растопить лёд на серьёзных переговорах благодаря твоей ребячливости? Они все такие строгие, в голове одни цифры.
МД: Ты не представляешь. Ты не знаешь, какой я глупый. Каждый раз, когда я оказываюсь на подобных встречах, где все такие подтянутые, я постоянно смеюсь, не могу сдержаться, и приходится постоянно извиняться, и мой адвокат смотрит на меня и говорит: «Простите. Иногда на него находит». Потом все начинают смеяться, и в конце концов всем становится весело и легко, потому что иногда люди напускают на себя слишком серьёзный вид, а мне нравится, когда всё проходит в более непринуждённой обстановке. Ничего не могу с собой поделать. Правда, не могу.
ШБ: Когда ты так поступаешь, помогает ли это растопить лёд? Становятся ли люди ближе, легче ли проходят серьёзные переговоры? Чувствуют ли люди, что они чересчур серьёзны, когда такое происходит?
МД: Думаю, да. Думаю, у людей много общего, мы правда все очень похожи. Можно видеть во всём смешную сторону, смеяться над одним и тем же. Это и объединяет человечество. Мы действительно все похожи. Все.
ШБ: Смеясь, нам легче всего найти друг в друге нечто общее?
МД: Смеются все одинаково, правда? Мы действительно все одинаковы. Я часто это наблюдал.
ШБ: А как насчёт розыгрышей и тому подобном? Помнишь Майкла Штайнхардта в зоопарке? Он был одним из лучших менеджеров на Уолл Стрит, но прославился тем, что вылил ведро воды на одного слишком серьёзного парня. Он был легендарным шутником.
Штайнхардт, мой хороший друг, известный еврейский филантроп и основатель фонда «Израиль по праву рождения». Он очень любит животных и имеет собственный частный зоопарк.
МД: Да ты что? Разводить людей - это же моё самое любимое занятие! Я люблю это делать, но боюсь, что некоторые разозлятся, хотя иногда мне плевать. Но я всё время это делаю. У меня есть бомбы-вонючки и водяные шары. После съёмок каждого видео, в последний день съёмок весь павильон воняет тухлыми яйцами, и всё превращается в веселье, потому что все знают, что я этим занимаюсь, когда заканчиваются съёмки. А я ухожу. Мне нравится.
ШБ: Бывает ли, что очень серьёзные люди становятся более простыми, когда это происходит?
МД: Да, они потом рассказывают, как было весело. Это же радость.
ШБ: Помнишь, в пятницу вечером одной из моих гостей была женщина лет сорока, большая шишка. На неё работает около ста человек. Но какую цену она за это платит? У неё нет семьи, нет детей. Она говорит, что у неё нет времени на свидания. Я сказал: «А как насчёт пятничных вечеров?» «Что ж, - сказала она. – Мне стыдно признаться, но обычно я в офисе до 11-12 ночи, и даже по пятницам». И вот она пожертвовала своей личной жизнью, чтобы развивать этот большой бизнес. Что бы ты сказал таким, как она?
МД: Я бы хотел показать им удивительные вещи, которые они упускают, попросить их быть не слишком серьёзными, не такими трудоголиками, даже несмотря на то, что я сам трудоголик. Но иногда нужно уметь остановиться и повеселиться. Нужно веселиться, потому что однажды… срок нашей жизни на этой планете может быть очень ограничен, и я думаю, что настоящая семья, чудесные воспоминания, отношения с детьми – это самые ценные сокровища. У меня были чудесные времена. Когда мне грустно, я вспоминаю хорошее, и мне становится лучше. Иногда я делаю это в постели ночью, когда я недоволен собой. Я концентрируюсь на мысли о чём-то прекрасном, о каком-то замечательном событии, и чувствую, как в моём теле происходит какая-то химическая реакция, как будто я снова это переживаю и наслаждаюсь моментом. Меня может расстроить, если какой-нибудь идиот – хуже, чем те «Уроды» – полный идиот напишет обо мне какую-нибудь чушь, совершенную неправду, абсолютно не соответствующую тому, что случилось на мероприятии, на котором я присутствовал. Я очень злюсь, но стараюсь не злиться, потому что этим я причиняю боль сам себе. И я начинаю представлять, как я лечу по воздуху, а ветер бьёт мне в лицо. Я это испытал в Африке. Я поднялся в вышину, и был там так счастлив, я летал – думаю, это одно из лучших испытанных мной ощущений. Это свобода. Это счастье. Думаю, это квинтэссенция счастья. Это высшая степень радости.
ШБ: Ты когда-нибудь, закрыв глаза, представляешь себя перед толпой обожающих тебя фанов? Это помогает?
МД: Я люблю огонь, волшебство ощущения, когда ты можешь управлять аудиторией, люблю это чувство. Но это не сравнится с ощущением полёта. Или с тем, как ты смотришь на панораму какого-то живописного места, красивого до слёз. Я плачу. И говорю: «Спасибо». Смотришь на небо, а там облака оранжевого и пурпурного оттенка. Боже, как это красиво. Я сразу начинаю молиться. Я стараюсь оставить в памяти как бы снимок этого момента, потому что хочу его запомнить.
ШБ: Как ты молишься в такие моменты?
МД: Боже, как это красиво. Спасибо, что создал небо и землю такими прекрасными. Может, кто-то не понимает и не ценит этого, а я понимаю. Спасибо, большое спасибо. Вот так я говорю. Бывало, я обращаюсь к человеку рядом: «Посмотри, какое красивое небо!» А он: «Да, красиво». И я думаю: «Наверное, со мной что-то не так. Почему я это вижу, а они нет?» Почему для меня это так ценно, а для них нет? В Париже я был в музее, и клянусь, мои телохранители свидетели того, что со мной случилось – им пришлось меня поддерживать. Я разрыдался, и леди, которая нам всё показывала, спросила: «Что с ним?» А они сказали: «На него слишком действует то, что он увидел».
ШБ: Расскажи ещё о своих розыгрышах.
МД: Однажды я взял целую бутылку скотча, налил из неё себе в стакан на серьёзной встрече и выпил залпом. Проглотил и стал тяжело дышать, и все замерли. А в бутылке была вода. Они помирали со смеху. Мне нравится такое вытворять. Я их всех сделал, Шмули. Они же думали, там водка.
ШБ: Как-то я был в гостях у брата в Лос-Анджелесе. Мы с Дебби тогда ещё встречались. Дебби приехала в мой дом, потому что мы хотели пожениться, и хотели получить благословение моего отца, мы ведь придерживаемся традиций. Мой отец – он с ближнего востока – посмотрел на Дебби, а ей было всего 19, и мне 21. Я очень рано женился.
МД: Я бы тоже так хотел.
ШБ: Я всегда говорю, что лучше жениться на подходящем человеке в неподходящее время, чем наоборот. Ну так вот. Ты знаешь этот самый острый перец, такой маленький красный. Мой брат, большой шутник, сказал Дебби, а она была такая милая, доверчивая: «Попробуй!» Она спросила: «А он не острый?» Он говорит: «Нет, это сладкий». Дебби берёт два и кладёт в рот. Краснеет, багровеет, потом синеет, и говорит: «О Боже, воды!» Брат говорит: «Вот вода», и даёт ей, а она выпивает до дна. А там была водка. Неразбавленная. Вот так она впервые встретилась с моей семьёй. Дебби не умеет пить. Она даже вино редко пьёт. Тогда она чуть не отдала концы.
МД: Смешно.
ШБ: Дебби очень наивно-простодушная. А расскажи о каких-нибудь своих розыгрышах?
МД: Я хулиганю. Расскажи, Фрэнк.
Фрэнк: Шмули, мы ездили на юг Франции за музыкальной наградой. Жили в номере с видом на океан. Прекрасный вид. Внизу люди едят в ресторане, в элегантных галстуках, костюмах, такие великолепные. Едят. Было где-то 7:30-8 вечера, и ещё было светло. Мы посмотрели друг на друга, и у нас появилась одна и та же мысль. Мы бросили (тут неразборчиво, потому что Майкл и Фрэнк смеются)… И на столе – потоп. Мы так хохотали, что чуть не умерли. Они встали и ушли.
В ту же ночь, часа в 4 утра, вышли люди встречать рассвет. Они пели. А мы взяли ведро воды и ждали, когда они подойдут ближе.
Мне нравятся такие штуки. Они так и не поняли, откуда это на них вылилось.
МД: Было так смешно.
ШБ: Тебя когда-нибудь ловили?
МД: Нет. Я попросил одного из моих постановщиков раздобыть для меня лазерную указку вот такой длины (показывает рукой), она светит на несколько миль вперёд. Люди, бывало, шли несколько кварталов в сопровождении этой красной точки. Мы везде такое делаем. И здесь, в «Четырёх сезонах». Вызывали полицию, стучали в двери. Года четыре назад. Мы светили в чей-то номер, это было так весело. Я спрятал эту указку, потому что не хотел, чтоб её отобрали. Пришла полиция, мой охранник с ними поговорил, позаботился обо всём. Я не знаю, что он там сказал. Да ладно, надо же немножко поразвлечься. Нам нравятся шутки с водой.
Фрэнк: Однажды мы были в отеле…
МД: В Южной Америке, да?
Фрэнк: Мы приспосабливали мусорное ведро, полное воды, так, чтобы человека, открывающего в дверь, окатывало водой.
МД: Я это обожаю.
Фрэнк: Мы стучали в двери и убегали. Человек открывает дверь. Бах! Вода.
ШБ: И это в отеле? Это та самая история про Южную Америку?
МД: Тогда было другое. Там люди любят выходить позагорать на балконы, прямо под тобой, без одежды, или вешают на перила своё бельё. Трусы сушатся на солнце, а тут – бум! И всё облито водой. Мне так это нравится, очень нравится. Мне это доставляет огромное удовольствие.
Фрэнк: Там были девушка с парнем, и девушка была топлес. Мы перегибаемся и видим их, и вдруг – бах!
МД (смеясь): Кайф когда попадаешь, а когда они отпрыгивают, меня это убивает.
ШБ: И тебя поймали только однажды с той лазерной указкой? Где она, кстати, сейчас?
МД: В кладовке где-то в Калифорнии. Надо бы найти. Надо бы везде её возить. Она светит на мили. Куда бы ты ни пошёл (Майкл показывает в окно на здания), везде за тобой следует красная точка
,а как заметил,засмущался,отвернулся и застегнул.я так умиляюсь когда вижу это! 
